Удивительная вершина, суровая, труднодоступная, легендарная, самый северный семитысячник северного полушария. Когда говорят, «самый северный» и высота 7439 м – это значит непредсказуемый. Даже сейчас, когда прогресс так шагнул вперёд, туристы летают в космос, ракеты бороздят просторы космоса, самолёты и вертолёты могут доставить вас в любую точку, а вот она, как всегда, остаётся непредсказуемой, коварной, диктуя свою волю и пожирая людей. Видать в этом и есть неувядаемые тайны природы и борьбы человечества с ней.
Прошло уже 50 лет с этой трагедии, которая до сих пор волнует людей, альпинистов и туристов, всех тех, кто связан по воле судьбы с горами. Волнует как история и будет волновать, потому что там остались прекрасные люди, не успевшие влюбиться, не увидавшие детей и внуков.
Горы — это экстремальная зона. Горы — это природное сито, в нем могут удержаться, т.е. выжить люди особой касты. Фанаты, беспредельно преданные горам, в которых кроется неиссякаемая жажда риска и жизни. Как говорил Карло Маури, «Когда риск – это жизнь». Хотя в молодости не отдаёшь себе отчёта в степени риска и ценности жизни. Как говорил Н. Островский, «Жизнь дается один раз ……». И альпинист должен остаться честным, чистым и бескорыстным, чтобы потом его не склоняла история.
Иногда, читая про те далекие события, чувствуешь, что многие из пишущих не знают всю правду, тех деталей, из-за которых произошла эта трагедия. И вот мне под старость хочется внести ясность, рассказать, как это происходило. И особенно после того, как прочитал в журнале «Там, над облаками…» (Алматы, 2004) статью «Драма на склонах снежного гиганта» А. Лухтанова, где подробно описывается эта драма. Мне, как участнику тех событий и как участнику совместных восхождений с альпинистами Казахстана на пик Ленина, на пик Е. Корженевской и пик Коммунизма. С самыми теплыми чувствами вспоминаю Юру Колокольникова, c которым вдвоем в связке первыми взошли на Е. Корженевскую. Вспоминаю Менжулина, Семченко, Меняйлова, Марьяшева, Голодова, Попова, Топоркова, Кондрашова и многих других альпинистов. Владимир Иосифович Рацек всегда был собратом всех альпинистов Средней Азии под армейскими знамёнами. Несмотря на все нюансы и превратности судьбы, он оставался самым интеллигентным, эрудированным, знающим географом, отличным командиром и воспитателем военных альпинистов. В.И. Рацек одним из первых участвовал в исследованиях тогда еще неизвестного горного района, будучи еще молодым альпинистом в группе военно-топографического отряда П.Н. Рапасова. Его, молодого офицера, альпиниста, МС, знающего этот район, прикомандировали к этому отряду. В результате была обнаружена и открыта высочайшая вершина Тянь-Шаня высотой 7439,3 м (пик Победы). Всесоюзное географическое общество наградило группу первооткрывателей золотой медалью «Семенова-Тянь-Шанского». И в этом золоте была  немалая заслуга и доля труда В.И. Рацека. И дальше, с первых дней открытия пика Победы, он участвовал во всех экспедициях в этот горном районе. Будучи в 1936 году участником, он шел на первовосхождение на пик 20-летия Комсомола, но острое воспаление десен не позволило ему участвовать в восхождении. Альпинисты знают, что такое зубные боли на высоте, да еще далеко от врача.
Многие известнейшие учёные и альпинисты страны принимали активное участие в экспедициях по изучению Центрального Тянь-Шаня и всей Средней Азии.
У В.И. Рацека в крови была заложена идея изучения гор Средней Азии, и, естественно, он мечтал совершить восхождение на пик Победы. И вот систематически с 1950 года он начинает осуществлять планомерную разведку и исследование не только района пика Победы, но и других горных районов Средней Азии, готовит ядро штурмовой группы. Много труда было вложено в освоение и изучение орографии новых горных районов и вершин, а также пика Победы. Эти бесценные материалы, личные наблюдения и выводы дали возможность защитить диссертацию в области географических наук. Немногие альпинисты смогли достичь того, чего достиг Рацек.
Начиная с 1950 года на Памире, а с 1952-го на Тянь-Шане проводилась интенсивная работа по изучению орографии района и по подготовке экспедиции на пик Победы. В.И. Рацек, будучи капитаном, майором и старшим офицером управления боевой подготовки проводил не только спортивные мероприятия, но и рекогносцировку всего района горных территорий Средней Азии, проводил сборы и подготовку военных альпинистов и инструкторов Ташкента, Алма-Аты, Фрунзе, Оша и Москвы. С его помощью были проведены первые совместные со Спорткомитетом Узбекистана и Командованием ТУРКВО сборы по подготовке младших инструкторов альпинизма, которые проходили в течение 40-дней в районе ущелья р. Каракол под г. Пржевальском.

И вот настал тот самый раковой 1955 год, который мне не дает покоя до настоящего дня. Экспедиция готовилась тщательно, Рацек отдавал все свои знания и опыт, эта была серьёзная и ответственная задача. Командование округа создавало все условия для успешного выполнения этого боевого задания. Зимой в урочище Чимган были проведены горнолыжные сборы с походами и ночёвками в горах. Я, как всегда, 3 месяца занимался с курсантами, каждые три дня совершая восхождения на Чимган. В те далёкие годы проведение экспедиций было сопряжено с большими сложностями, связанными с караванами и длительными переходами. Это сейчас даже переходы делаются в «альпийском стиле», что, мне кажется, не дает того богатства для души, что было раньше. Москва знала, что ташкентцы готовятся на Тянь-Шань, на пик Победы. Они и мы воспринимали все эти нюансы нормально, никаких ЦУ или других предложений, насколько я знаю, не было. Для меня, молодого, двадцати двухлетнего военного альпиниста это была вторая поездка в этот «гнилой угол природы». Была «тысяча и одна ночь» с незабываемыми приключениями и трагическими последствиями, которые до сих пор не дают покоя. Продвижение экспедиций шло как по отработанному графику. Переезд на товарном вагоне от Ташкента до Рыбачьего. Потом на автомашинах до г. Пржевальска, где база была в военкомате. Далее через перевал Чон-ашу к слиянию Оттука с Сарыджазом, оттуда через перевалы Тюз к Чон-ташу к большому камню, это недалеко от языка ледника Иныльчек, где на высокой древней террасе был организован базовый лагерь. Напротив стояла прекрасная вершина — пик Нансена. Мы привезли с собой горный миномёт, чтобы, обстреляв склоны Победы, очистить их от лавин. Под руководством капитана Нагела провели пробные стрельбы на пик Нансена, потом из базового лагеря на Зведочке обстреливали склоны пика Победы, но это абсолютно ничего не дало. Снаряды ложились на снежный склон под вершиной, но никакой реакции, сходом лавин даже не пахло. Потом всю эту затею пришлось свернуть.
Через несколько дней на другой стороне долины появились алматинцы и разбили свой лагерь. Они избрали другой путь подхода, через Мойдадыр вверх по долине Иныльчек и восхождение по восточному гребню. Я специально не называю их «казахами» - причем здесь нация. Откровенно говоря, мы очень хотели коммуникабельных отношений, хотели быть вместе в этом «безмолвном мире льда и снега», хотя друг друга мы и не знали. И был такой момент, когда наши  капитаны Нарышкин, Нагель, сержанты Кавалев, Ноздрюхин, спускаясь вниз в Мойдадыр к пограничникам, решили проехать через лагерь алматинцев. Несмотря на высокую воду, они на лошадях переехали на другой берег и подъехали к лагерю. Мы, молодые, с интересом наблюдали, как будут встречать коллеги альпинисты альпинистов. У нас был 30 - кратный прибор. Мы ясно видели их лагерь, они — Шепилов и другие человек пять, лежали на лужайке и наблюдали за переправой, и когда наши подъехали, они даже не встали поздороваться, не говоря уже о гостеприимстве горных людей. Нас это сильно задело и обидело.
Такое негативное отношение к ним осталось у нас почти до конца. Мы делали заброски, акклиматизировались и готовились к восхождению, и решение было принято идти по северному маршруту. На одной из забросок с караваном из 30 лошадей при движении по леднику я сорвался вместе с лошадью на ледовом склоне. Лошадь, резко вскочив, опрокинула меня с застрявшими в стременах ногами и, испугавшись, понеслась галопом по леднику. Вдобавок я старался выбить стремя ударом другой ноги, но, иногда промахиваясь, бил лошадь по брюху. В конце концов, я потерял сознание и когда пришел в себя, то лежал на морене, а подо мной протекал ручей. Вокруг ни души. Оказывается в это время одна из гружёных лошадей, поскользнувшись, упала в озеро, и все бросились спасать лошадь и продукты. Я лежал и меня мучило осознание своей беспомощности, ни ногой, ни рукой я двинуть не мог, весь в песке, в грязи и вода подо мной. Все ныло, при малейшем движении страшные боли, впервые из глаз пошли слезы, плакал, никого нет, в конце концов, думаю, неужели не встану. Сколько пролежал - не знаю, с трудом перевернулся на бок, потом на колени и встал на ноги, и шаг за шагом двигался в сторону лагеря. Сперва, очень медленно, но потом разошёлся и где-то за 9 – 10 часов, в темноте, дошел до лагеря, весь разбитый. Рассказал, что случилось и где караван. Юрасов Л. В. сразу сделал укол, я пролежал три дня. Предлагали идти вниз, но я отказался. Чувствовал себя вроде нормально. Рацек объявил караванщикам благодарность и выдал денежную премию за спасение члена экспедиции. И так состоялось мое второе рождение. Сближения с нашими коллегами не произошло. Они работали по одну сторону ледника, а мы - по другую. На предложение Рацека объединиться и координировать восхождения они отказались. Чувства молодежи брали верх, разум и уважение отсутствовали, что и привело к трагическому финалу, унесшему 11 человеческих жизней.
Но когда все подготовительные работы было проведены, пришла телеграмма из Федерации Альпинизма СССР, из Москвы, с решением, что первыми идут алматинцы и только потом, после их спуска, идут ташкентцы, т.е. военные, Туркестанский военный округ, а у команды приказ — экспедиция и восхождение на пик Победы. Никаких предложений, сроков, никаких объяснений со стороны Москвы не было. Категоричное указание. Но почему это нельзя было решить зимой или весной? В крайнем случае, надо было кинуть «жребий», как принято в спорте. Жребий судьбы. Почему это не было сделано?
Если бы ФА приняло такое решение зимой, то ташкентцы не поехали бы в район Победы. А после, через много лет, когда начали говорить, что ташкентцы виноваты, они не подчинились, они устроили гонку и т.д. И когда в 1959 году при очередной трагедии на Победе с ташкентской экспедицией погибли 3 человека. И где при спасательных работах Урал Усенов говорил, что узбеки их не спасали в 1955, и он не пойдет. Это было описано в ежегоднике «Побежденные вершины» 1970-1971 г. К.К. Кузьминым. Для меня это было обидно.
Я часто вспоминаю, как мы - старший группы капитан Нарышкин, я, Мухаметшин и рядовые, вместе с алматинцами Сашей Семченко и Пашей Меняйловым вышли к перевалу Чонторен. Перед трагедией проводил наших по северному склону до ледопада 6600 м, переночевав на 6000 м, спустились на 5200 м. Травма спины, полученная на леднике, не дала мне возможность участвовать в восхождении. После этой страшной непогоды, когда мы просидели 3-5 дней на плато и в окно после команды снизу,с Володей Смеяновым спустились вниз в самый лавиноопасный период. По пояс в снегу, и только Аллах нас сохранил. Потом, в 1960 году, на этом месте погибнут 10 наших замечательных товарищей.
И вот после таких тяжёлых событий мы впятером пошли наверх, к перевалу Чонторен. Отойдя от марены километра два, там, где нашли Усенова, мы встали на ночёвку, поставили две палатки «Памирки», разожгли примус, поужинали и легли спать. И всю ночь мне слышался голос, я вставал, открывал палатку и прислушивался, но там только дул ветер и шел снег. А этот крик все мерещился до утра. Утром, позавтракав и свернув палатки, пошли дальше по снегу, он был глубоким и мы часто менялись, пробивая тропу. Пашка Меняйлов шел на лыжах, то сбоку, то спереди. Мы издали увидели след, он начинался от лагеря Чонторен, а потом терялся на слабом повороте ледника на ледовых сбросах. Паша на лыжах ушел вперёд, а мы, дойдя до места, где след делал резкий поворот в сторону сбросов, остановились, сбросили рюкзаки и сели отдыхать. Через несколько минут подошел Паша и сообщил, что там лежит тело Гончарука, самого сильного в группе. Мы молча сидели, внутри было мутно и тяжело, переживали, небо затянуто, но видимость была. Потом молча встали и налегке, сперва Нарышкин, потом все цепочкой пошли по следу к ледовым сбросам. Через 100-150 метров в ледовом сбросе лежал Гончарук - он, видать, решил оправиться, снял брюки, но не успев одеть, упал и умер. Мы его одели, посмотрели на часы на руке, закрыли глаза, лицо завернули. И смотрели на этот сброс, на обычную большую трещину, засыпанную снегом на дне с прогибом. С противоположной стороны отвесная ледовая стенка высотой 3-4 м с вертикальной трещиной, в которую он старался втиснуться, потому что там нашли рукавицы, старался ледорубом вырубить ледовую стенку, а ведь с двух сторон в это понижение можно спокойно спуститься ногами. Сброс не представлял никакой сложности. После этой сильнейшей непогоды была ясная солнечная погода, и, видимо, он ослеп без очков, потому что он прошел в 10-15 м от палаток, где было все - тёплые вещи и продукты. Потом мы по его засыпанным следам пришли к палаткам. В тумане просматривалась контуры перевала Чонторен. Мы поставили свои палатки и погода опять испортилась. Все время мерещились крики. Может, мне казалось, а может действительно, тогда ночью были крики. Не знаю, может все это галлюцинация.
Снег, пурга, ветер, конечно, не такой, как был наверху, временами просветы, которые ничего нам не давали. Три раза в сутки выходили на связь. Через три дня мы попытались подняться на перевал, но, увы, это было не по нашим силам, глубокий снег на подходе и засыпанные снегом склоны перевала были лавиноопасны. Вернулись, поставили, опять в непогоду, палатки, все сырое, бензин на исходе. Еще через три-четыре дня получили приказ спускаться вниз, собрав палатки, медленно начали двигаться. К 12 часам погода прояснилась, пробивалась солнце. По пути свернули к телу Гончарука, он лежал засыпанный снегом, почистили, аккуратно завернули в палатку, оплели веревками и стали тащить вниз. Приходилось часто делать привалы, после стольких трагических дней и нахождения на высоте наше состояние было трудное, но мы упорно, впятером, по глубокому снегу тащились вниз. На середине маршрута выше ледопада ближе к Чонторену встретились с большой командой Е. Белецкого и К. Кузьмина. Их срочно перебросили с Памира. Это были известнейшие и замечательные альпинисты Союза, а что мы - зеленная поросль, которая 15-20 дней в жесточайших условиях непогоды в ураганный ветер, который создавал экстремальные условия 8000-х высот, пробыли на высоте 5000 м и выше, борясь с этой стихией. Откровенно говоря, жертв могло быть и больше. Но «госпожа удача» сопутствовала многим из нас и даже алматинцам, тому же Усенову.
Мне не хочется писать и рассуждать, что было потом. Но начали говорить, что «узбеки» виноваты, что они устроили гонку, что они не подчинились и нарушили ….. я не понимаю, что? Что нарушила военная экспедиция? Потом, через много лет, я неоднократно возвращался к этой теме и задавал Рацеку вопросы, знал ли он раньше о таком решении ФА. Нет, все было потом. Докладывал ли он командующему о сложившейся ситуации под пиком Победы? Да, такое сообщение было доложено и получено указание «действовать по приказу». Так, господа, кого надо винить в этой страшной трагедии?
Алматинские альпинисты — отличные ребята, в 1964 году на Памире под пиком Ленина я работал с институтом географии АН СССР на плато выше скалы Липкина. На Луковую поляну в августе месяце приехала молодая команда алматинцев под руководством А.Семченко. Мне понравились ребята: Попов В, Кондрашов, Запека, Колодин, Марьяшев, Топорков, Бахилов, Ю. Голодов и т.д. с которыми встречались на военных сборах на Памире. И мы вместе с Борисом Кутним совершили восхождение, постоянно проводя метеорологические наблюдения, четыре раза в сутки, до самой вершины 7127 м. Борис Кутний был интересным, характерным и надёжным партнёром в горах. Потом мы вместе с ним и доктором физ-мат. наук А.Б. Казанским прошли через сложнейший маршрут на перевале Кашал-Аяк. А  потом сказали, что он погиб на Кавказе, на леднике, провалившись в трещину. Вот так просто уходят люди в горах.
Позже на Памире, в  связке с Юрой Колоколниковым делали вершину Е. Корженевской 7105 м. Первыми вышли на вершину. Юра был сильным высотником, прекрасно лазил на скалах, был отличным товарищем и спортсменом. И когда я узнал, что он погиб на Хан-Тенгри, мне было очень плохо, и я сказал, что хорошие люди живут мало. Хотя, кто знает, кому сколько отпущено, знает один только Аллах. Я знал Сапрыкина В.Д., Студенина Б., Голодова Ю. , хорошие воспоминания связаны и с Виктором Поповым. Многие альпинисты Средней Азии прошли через Рацековсие военные сборы. А в Ала-Арче в ущелье есть место — поляна «Рацека», а на Памире — вершина. Мне не забыть первые горнолыжные сборы в Чимбулаке, где я в соревнованиях на первенство своей республики среди своих занял по слалому первое место. Открытие сезона весной в Талгаре траверсом Чекист-Саланова-Актау. Алма-Ата и альматинцы всегда были моими дорогими гостями.
История должна быть чистая, какой бы не была горечь ошибок. Думаю Москва, Федерация альпинизма и Спорткомитет Союза не проявили гибкости, мудрости и проницательности в решении данного вопроса, все откладывая до последнего момента. Может, это была установка «Партии». Надо было зимой, еще до весны пригласить руководителей и предложить какой-то компромисс. Бросить жребий. И тогда не было бы никакого ажиотажа, недоразумения и не было бы этой трагедии. Но кто в этом может заручиться, что все было бы хорошо, ведь Победа была непредсказуемой и такой и осталась, и такие трагедии происходили много раз.
И 1960 году, когда под руководством К.К.Кузьмина была организована мощная и хорошо оснащённая экспедиция,  которая также трагически закончилось гибелью 10-ю лучших альпинистов, такого ажиотажа уже не было. И все поняли, что природа не подчиняется никаким законам. История должна быть чистая и объективная,  люди должны знать правду в истории пика Победы. Мне, как живому свидетелю, хочется внести ясность в события тех далеких трагических лет. И помянуть замечательного человека, и снять с него шлак нечистоплотности и необъективности оценки СМИ.
В расцвете сил от инсульта, сердечной недостаточности ушел из жизни замечательный человек, исследователь Средней Азии, единственный восходитель из Союза на Демавенд в Иране, первый Заслуженный мастер спорта в Узбекистане, кандидат географических наук Владимир Иосифович Рацек.
Он всегда был на передовой. Всю жизнь как на вулкане, потому что общественность была необъективна по отношению к нему, он не встревал ни в какие передряги, у него была прямая объективная линия работы. Был ведущим специалистом горной подготовки в УПБ ТУРКВО и пользовался большим авторитетом командования. Долго возглавлял Федерацию альпинизма Узбекистана, но потом его заменили. Но после трагедии на Чимгане его снова попросили возглавить Федерацию. Работал в Президиуме Академии наук, в Ташкентском госуниверситете. В развитии Узбекского альпинизма и горной подготовки оставил огромное наследие, такого интернационалиста, таких гигантов не было и не будет.
В 2008 году было 90-летие со дня рождения замечательного человека, гражданина Республики Узбекистан.

Заслуженный наставник молодёжи Республики Узбекистан, отличник народного Образования Узбекистана. Мастер спорта, инструктор-методист 1-й категории по альпинизму

Икрам Назаров